Герцог всея Курляндии [litres] - Маргарита Полякова

Не сказать, что я испытывал к незнакомым казакам какие-то особо сильные чувства. Просто, пожив в стране, где постоянно не хватает человеческого ресурса, я научился его ценить. И начал понимать папеньку, которому было глубоко параллельно на религиозные убеждения своих подданных. Между прочим, для XVII века это было небывалым прогрессом. И, кстати, мой дядюшка Фридрих, который Бранденбургский курфюрст, придерживался тех же правил. Впрочем, у него и проблемы были идентичные. Только нашу страну пощипали шведы, а его – тридцатилетняя война и куча всяких более мелких конфликтов.

Словом, казнь людей казалась мне немыслимым расточительством. Да, да. Я сам офигел, когда понял, о чем подумал. Все-таки XVII век сильно на меня влияет. А может, и прошлая сущность Фридриха периодически просыпается. Сам-то я не кровожадный. Наверное. Во всяком случае, пока меня не вывели из себя. И могу поручиться – раньше не смотрел на людей как на ресурс. И спасение ради выгоды не рассматривал бы. Бр-р-р! Не нравится мне тот, кем я становлюсь. Не зарваться бы. И не оскотиниться.

Жестокий XVII век диктовал свои правила поведения, и удержаться было сложно. Есть даже поговорка по поводу того, что самыми сложными испытаниями для человека являются огонь, вода и медные трубы. Я бы еще добавил и безнаказанность. Убежденность в том, что ты можешь делать все, что угодно, и тебе за это ничего не будет, серьезно срывает башню. Тем более что жизнь тех же крестьян ничего не стоила. Наследник герцога был обязан соблюдать внешние приличия, и на многие его выходки окружающие закрывали глаза.

В принципе, я мог пропадать на охоте, заводить любовниц и играть в живых солдатиков. Мои хотелки ограничивались бы лишь суммой, которую герцог выделял бы на мое содержание. И то, надавив на жалость матушки, ее можно было бы увеличить. К счастью, мои проекты приносили достаточно денег, чтобы я мог обеспечивать собственные капризы и не клянчить денег у отца. Пусть это не были любовницы и охота, но на науку уходило как бы не больше финансов.

А укрепление крепостей? Старые замки, построенные еще орденцами, постепенно ветшали, да и не соответствовали во многом новым методам ведения войны. Они плохо выполняли самую главную свою функцию – защищать. И с этим надо было что-то делать. Лучше, конечно, пригласить специалиста, но где его взять? Единственный, кого я знаю – это Вобан. Но он в данный момент при деле – уже занимается постройкой крепостей. А в этом году еще и несколько бельгийских крепостей заставит капитулировать. Понятно, что со столь ценным специалистом никто не расстанется. И переманить его вряд ли удастся.

В свое время я читал книгу Вобана об атаке и обороне крепостей. Но когда это было? И кто ж мог знать, что мне это пригодится? А ждать, пока данная книга выйдет в этом веке, бесполезно. Ее издали уже после того, как Вобан помер. Так что приходилось насиловать свою память и обращаться к помощи специалистов калибром помельче. Отец всемерно поддерживал эту инициативу и подыскивал надежных людей, которые отвечали бы и за ход реконструкции, и за возможную оборону.

Я, кстати, внимательно следил за этим процессом, вспоминая некоторые события все того же разинского восстания. Вот скажите, что нужно сделать с воеводой, у которого при приближении неприятеля не выстрелила ни одна пушка? Вообще ни одна? Нафиг нужен такой Унковский, который будет потом рассказывать всем желающим, что враг заговорил (!) все оружие, и что ни сабля, ни пищаль этого врага не берут. Вообще-то такое поведение – это как минимум подрыв боевого духа подчиненных. Немудрено, что Разин так долго бандитствовал. То, что он безусловно талантлив – этого не отнять. Но при должном внимании к нарисовавшейся проблеме со стороны Алексея Михайловича, подавление бунта было бы куда более быстрым и менее кровавым.

Благодаря Артамону Матвееву, нам удалось организовать в Москве свое представительство. И теперь, пусть и с небольшим опозданием, до нас доходили самые важные новости. Отца, например, весьма умиротворила весть, что царских дочерей не спешили отдавать не только нам, но и никому другому. А мне гораздо интереснее было разобраться в том серпентарии, который организовался у трона Алексея Михайловича. Необходимо было понять, кто с кем и против кого дружит. А также наладить связи на будущее. Дорогое это занятие, скажу вам. Но если хочу в будущем хоть как-то влить на политику России, следует подсуетиться уже сейчас.

В этом году Симеон Полоцкий только назначен придворным поэтом и воспитателем детей царя. Что-то мне подсказывает, что он вряд ли подвинется, чтобы поделиться с кем-нибудь таким удобным рычагом влияния. Да и Федор Алексеевич еще мал. Можно попытаться подлечить его от цинги и постепенно приучать к мысли, что Курляндия – хорошая страна, но вопрос в том, как пробиться через толпу таких же желающих.

Ну, знаю я, что Ивану Михайловичу Милославскому повезет гораздо больше, чем Матвееву. Он сумеет остаться у трона, и будет влиять как на Федора, так и на Софью. И что? Что мне это дает? Милославский – очень богатый человек. Его дядя – начальник Приказа Большой казны. По сути, министр финансов. А в перспективе и сам Иван Михайлович эту должность займет. И что можно предложить этому человеку? Надеюсь только на то, что наши люди что-нибудь нароют на Милославского. Не компромат, так слабое место. Не шантажировать, конечно (еще чего не хватало, таких людей лучше не выводить из себя), но получить хоть какую-то возможность влиять.

Я надеялся поймать Ивана Михайловича на тот же крючок, что и Матвеева – привязать его к бизнесу по строительству кораблей, только в России. Как бы ни был богат человек, от такого дохода он не откажется. Плюс, тут сыграют роль не столько деньги, сколько возможность выделиться перед государем. Алексей Михайлович давно пытается организовать постройку кораблей. Но пока дела идут ни шатко ни валко. Конечно, в ближайшее время спустят на воду «Орел», но это несопоставимо по сравнению с тем, сколько кораблей строит та же Курляндия. А лесов и народа у нас гораздо меньше, чем в России.

У меня была вполне реальная цель – соломбальская верфь. Я читал, что она якобы еще во времена Бориса Годунова существовала. Однако посланные туда люди нашли только деревню под загадочным названием Терпилов стан. На Соломбальском острове были обширные сенокосы, а рыбный промысел приносил крестьянам неплохой доход. Не было там только вожделенной верфи. Так что если я решусь там строиться, придется начинать все с нуля. Люди и сырье должны обойтись дешевле, но страшно представить, сколько денег уйдет на взятки, прежде чем будет получено разрешение.

Герцог, кстати, по поводу соломбальской верфи сомневался. Никак не мог точно посчитать, во что она нам обойдется. Зная, что вскоре будет заключено Андрусовское перемирие, надо посоветовать ему при нем поприсутствовать. И лично переговорить с Алексеем Михайловичем. Тогда никакой бюрократии не будет, проект сдвинется с места, да еще и получит правительственную поддержку. Разумеется, строить корабли будет вовсе не герцогство Курляндское и лично Якоб. А частное лицо. А то, боюсь, Польше это не понравится. Да и Швеция не обрадуется такому ходу. В общем, привлекать внимание к этому проекту не следует.

В любом случае соломбальские верфи потребуют больших вложений. А казна, несмотря на доходы, не резиновая. Перефразируя знаменитого мультперсонажа, «деньги – довольно странный предмет. Когда они есть, то их сразу нет». Курляндия вела множество проектов, которые требовали немало трат. Особенно много поглощало восстановление городов и приведение их в нужный мне порядок. Наука, кстати, по степени разорительности стояла не на втором, и даже не на третьем месте. Но если бы ученые не приносили периодически «в клювике» прибыльных изобретений, герцог давно прикрыл бы эту лавочку. Его совершенно не интересовали абстрактные открытия, которые могли прославить ученого в веках, если на них нельзя было заработать денег.

Словом, ученые, помимо своих изысканий, занимались чисто практическими проектами. И больше всего меня поразил Роберт Гук. Я, конечно, знал, что он великий ученый, но не подозревал насколько. Он явно был недооценен ни при жизни, ни после смерти. И мало соответствовал описанию современников. Несмотря на разницу в возрасте (Гуку было чуть больше тридцати), у нас сложились приятельские отношения, и я не заметил в его характере ни стервозности, ни склочности. Оказалось, что у нас с Робертом немало общих интересов – он увлекался изучением иностранных языков (вплоть до древнееврейского), прекрасно рисовал и играл на органе.

Зная, что его «Микрография» станет бестселлером, я частично проспонсировал ее издание – на самой лучшей бумаге. И не прогадал. Книга произвела фурор. Особенно раскладывающиеся листы (в четыре раза больше размера самого фолианта) с гравюрами насекомых. Было невероятным, что Гук смог добиться подобного результата на том несовершенном оборудовании, которое было ему доступно. Однако куда больше меня поразили неопубликованные работы Роберта. Начиная с воздушного насоса, который он сделал для своего учителя Бойля. Мда. Ученые XVII века скрывают свои секреты, как гильдейские мастера. Вот только эффекта от этого никакого не будет. Время уже не то, чтобы удержать открытие.